Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]
На этот раз я решил сворачивать только в самом крайнем случае, но по пути в Соликамск нам больше никто не попался. Не рискует, видать, народ шариться по тракту в темное время суток. Оно и к лучшему.
К восьми вечера редеющая тайга, наконец, уступила место окраинам Солей. Я, дабы лишний раз не светиться, оставил кобылу привязанной на лесной опушке, определил Красавчику ареал его временного обитания и, преисполненный энтузиазмом от предстоящей встречи, вошёл в город.
Соликамск внешне от Березников отличался мало. Та же промзона и "частный сектор" на окраинах. Те же типовые многоквартирные коробки в центре, по большей части не жилые, или использующиеся не выше второго этажа. Единственное, что бросалось в глаза по сравнению с южным собратом — обилие надписей на латинице. Поначалу я решил, что сия странность объясняется полной деградацией соликамцев, утративших способность расставлять буквы в верном порядке и писать "Я" лапкой налево. Но вскоре, увидев вывеску "Shop", понял, что этот ребус мне не разгадать, как не верти, и корен проблемы не в деградации. Ну, по крайней мере, не в ней одной.
Мотоциклистов, с которыми у меня чётко ассоциировался Соликамск, я на улицах не встретил. Банда с тарахтящими железяками промеж ног составляла далеко не всё население города, как можно было подумать из россказней березниковцев. Так что отсутствие под моей жопой колёсной техники вовсе не выдавало меня с головой. Однако встречные аборигены, обряженные по большей части в изделия из здешних зверьков, нет-нет да и косились на меня с подозрением, задерживая взгляд на разгрузке поверх плаща, из чего я сделал вывод, что негоже смущать местных вызывающим нарядом.
После недолгого наблюдения я остановил свой выбор на дедке примерно моих габаритов, что тянул гружёные дровами салазки по тихому проулку.
— Уважаемый, — окликнул я его,
Дед обернулся и осел с кинжалом загнанным по гарду чуть выше кадыка.
Я ухватил его под руки и оттащил к кустам, где стянул с конвульсирующего тела мешковатый заячий тулуп и вынул кинжал из горла, позволяя остывающей крови залить дедовскую рубаху.
Ну вот, теперь меня от соликамца не отличить, будто тут и родился, — я поднял с земли воняющую потом шапку-ушанку и пристроил на голову для полноты образа.
Когда бородатый нищеброд в потасканном тулупе перешагнул порог питейного заведения с ебанутым в местном духе названием "Salvatore's Bar", никто даже глазом не повёл.
Беглое изучение немногочисленных посетителей желаемого результата не принесло, и я решил обратиться к сведущему человеку.
Уж не знаю, как так выходит, но самые сведущие люди в любом городе, кой ни возьми, всегда находятся за барной стойкой. Иногда мне кажется, что они и народ-то поят не ради барышей, а исключительно с целью сбора информации. Откровенно говоря, я их побаиваюсь. Вот стоишь перед таким кабацким оракулом и чуешь, как он тебя срисовывает. Вроде и смотрит в сторону, своими делами занят, а всё сечёт, паскуда, всё запоминает.
— Что налить? — бросил через плечо упитанный мужик в фартуке поверх красной рубахи с закатанными рукавами, протирающий бокал.
— Э-э… — замялся я, стараясь не выходить из образа. — Для сугреву чего-нибудь, подешевше.
— Это можно, — снял мужик с полки литровую бутыль с намалеванной на этикетке белой клячей, и плеснул в возникшую как по волшебству рюмку.
Я поднёс желтоватое пойло к носу — пахнет самогоном и чем-то ещё. Дубом что ли? Лишь бы не травануться. Опрокинул залпом рюмку — а вроде и ничего, даже неплохо.
— Повтори.
Гранёная тара вновь наполнилась чуть маслянистой жидкостью.
— А что-то тихо у вас сегодня, — занюхнул я рукавом, опорожнив вторую рюмку.
— Так не время ещё.
— Даже завсегдатаев нет.
— Это которых?
— Лёхи Москвы, к примеру.
— Нахую я видал таких завсегдатаев, — буркнул бармен, помрачнев. — Больше ему не наливаю.
— Отчего так?
— Да мне и одного погрома хватило.
— Вон оно что… А казался смирным.
— Полбара разнёс, мудак. Клиентов хороших искалечил. Парня моего поломал, — указал он кивком в сторону дебиловатого вышибалы с рукой на перевязи. — Ещё раз сунется — пристрелю.
— Нда… — причмокнул я, лучась сочувствием. — И где ж теперь этот дебошир столуется.
— В "Серебряной лихорадке" его видели. Там теперь байки травит. До следующего погрома. А зачем он тебе?
— Да про Москву спросить хотел. Больно уж любопытно.
Я выложил на стойку монету и, распрощавшись, отправился по новому адресу.
"Серебряная лихорадка" расположилась на втором этаже полуразрушенного супермаркета. Внизу, как вынесли витрины и всё содержимое в самые первые послевоенные дни, остался только бетон да стальные балки. А вот наверху стало очень даже уютно. Не знаю, что тут было раньше, но не удивлюсь, если этот же самый кабак. Здесь, недалеко от барной стойки я и нашел Ткача. Да, это был он. Поистаскавшийся, с опухшей заросшей мордой, но все с тем же цепким прищуром серых глаз, затуманенных, однако, местным бухлом. Это вкупе с обновлённым гардеробом дало мне фору. Ткач сидел вполоборота, держа в одной руке железную кружку, а в другой — початую бутылку "Джонни Уокер". Именно так называлось местное пойло. Весьма странно. Как странно видеть бармена в дурацкой широкополой шляпе и слышать блеяние двух потасканных блондинок, считающих, что они поют… По-английски? Как-то раз я слышал запись американских музыкантов со странным названием "Металлика", которую Фома прокручивал на невесть где и за сколько купленном проигрыватели виниловых пластинок. Звучит… странно. Мало похоже на здешний кабацкий диалект, но на русский и мордовский похоже ещё меньше.
Я подошёл к столу Ткача и сел напротив.
— Угости дядю выпивкой, любезный.
— Мужик, какого хера тебе… — начал было он, но осекся. — Кол?! — Ткач смотрел на меня, как на выбравшегося из могилы покойника. А ведь, наверное, я так и выглядел.
— Тщ-щ-щ. Сейчас ствол моего пистолета смотрит аккурат тебе промеж ног. А мой указательный палец после перенесённой болезни сводит судорогой, стоит мало-мальски понервничать.
— Дерьмо, — ощерился Ткач после затяжной паузы. — Сколько ты заплатил березниковской гопоте, чтобы "умереть"?
— За это платил ты. А мне услуги оказывают безвозмездно — сила обаяния.
— Выпьешь? — приподнял он бутылку, и мой палец на спусковом крючке, в самом деле, едва не свело.
— Воздержусь.
— А я выпью, — плеснул он в опустевшую кружку. — За мечту. Не чокаясь.
— Давай-ка пересядем в уголок. Разговор, чую, будет долгим.
— Мне и здесь неплохо.
— Какое из яиц тебе нужно меньше? — взвёл я курок АПБ. — Пошёл в угол.
— Ладно-ладно. Какой ты вспыльчивый стал после смерти, — Ткач пьяно хохотнул и, взяв с соседнего стула шмотки, проковылял в заданном направлении. — Ну, — уронил он тело на скамью и привалился спиной к стене, — чего дальше?
— Рассказывай.
— Что?
— Все. Цель твоего появления в этих краях, результат твоей вылазки в горы, что там возле этого Камня?
— Не знаю, как и начать.
— Начни с того места, когда ты в Москве свалил от нас с Сиплым. А нет, лучше с того — где ты придумал хуету про центнер герыча.
— Хуету-ни хуету, а ты повёлся, — Ткач налил себе полную кружку, выпил ее залпом и, глядя на кривляющихся певичек, продолжил: — Я должен был добыть для Святых список всех довоенных хранилищ, в которых, вроде как, должно быть немеряно продуктов, оружия, амуниции и даже исправной техники. Да, список из того самого бомбоубежища. Но мы не сошлись в цене. Эти суки потратили целое состояние на информацию о нём, а мне предложили жалкую подачку.
— Но ты всё равно согласился.
— Да. Согласился поработать на себя. Одно большое дело. Последнее дело. И на покой, в новую счастливую жизнь…
— Список у тебя?
— Списка нет. Почти все бумаги испортила вода. Остались только координаты Камня.
— С этого места подробнее.
— Была карта и коды доступа. Цифры здесь, — Ткач постучал указательным пальцем себе по лбу, — а карту я запомнить не смог.
— Топографический кретинизм?
— Типа того. Она, как я понимаю, у тебя?
— Да, и тоже в голове. Так что мы нужны друг другу живыми, если ты, конечно, не сделал копию. А ты ее не сделал.
— Сделал, но она размокла, когда я в Каму упал.
— Не везет тебе с водой. И ты все равно пошел, без карты?
— А ты бы не пошел? Не пошёл бы? — Ткач подался вперёд. — Я на это всё поставил, всё, что у меня было. Распустил отряд, профукал все накопления, мосты сжёг. Я же не знал, что… А не важно.
— Не знал что? Мне все важно. Продолжай.
— Это… бредово звучит. Не поверешь.
— Сделай попытку.
— Эх… Я действительно купился на твой трюк с головой и спокойно начал готовиться к походу на Камень. Бабла на лошадь у меня уже не хватало, да и бесполезна она тут с местными речками и болотами, как оказалось. Краем уха я слышал, что уходившие в горы никогда не возвращались. Местные несли какую-то чушь о злых духах, движущихся горах, проклятых местах. У меня были подозрения, что такие слухи распускает тот, кто давно вскрыл хранилище под Камнем, чтобы местные не совались. Плохо, но все равно надо было проверить. Я хотел выйти, как только сойдет снег, но проторчал в Березниках до конца апреля. Сначала долго искал проводника. Думал, как-нибудь заменить им карту. Но ни один местный не соглашался пойти в горы, хоть убей.
